— А может, хватит темнить, дед? Кто ты такой?
— Из витязей я. Такой ответ устраивает?
— Из витязей, — усмехнулся сплетник. — Ты говоришь об этом так, словно к ордену древнему принадлежишь.
— На Руси орденов нет, а витязи еще остались.
— Странный витязь. А где ж твоя кольчуга, броня, меч-кладенец, конь богатырский?
— Отшельнику, человеку божьему, меч-кладенец без надобности.
— Угу… Из витязей в отшельники, значит, подался. Ходишь, Богу молишься.
— Хожу, Богу молюсь, — подтвердил старец.
— Богу молишься, а от каши салом тянет. Большой грех. Нынче же пост.
— Тому, кто обет дал, многое прощается. Так что кому пост, а кому и масленица.
— Забавный ты, дед. Ну, так что? Схлестнемся или разойдемся по-хорошему? Лучше разойтись. А то недосуг мне, дел много. Меня люди ждут.
Старец крутанул в руках посох.
— Вообще-то хотелось бы проверить, каков ты воин.
Виталик тоже пару раз крутанул в руках свое оружие.
— И я так могу, но только не хочу с тобой сейчас драться. Честно говорю, времени нет. Не заставляй меня прибегать к пистолям огненного боя. С моей стороны не по-рыцарски это будет.
— Не по-рыцарски… с франкских земель, видать, прибыл, — сделал вывод старик и внезапно метнул что-то в Виталика.
Царский сплетник чисто автоматически отбил это что-то импровизированным шестом, удивленно посмотрел на воткнувшуюся в палку звездочку и обиделся:
— Ну, это уже свинство, дед! Тогда и я с тобой церемониться не буду, — обрадовал он старика, запуская в ответный полет сразу три звездочки.
Этого добра ему Ванька Левша наковал навалом, и, как правило, пара десятков звездочек всегда были при нем, распиханные по разным карманам.
Реакция у старика оказалась не хуже, чем у Виталика. Выдернув одну из звездочек, застрявших в посохе, он внимательно изучил ее.
— Добрый кузнец ковал. Росича работа. Чистый булат. Ладно, потолкуем.
Старик воткнул посох в землю, жестом пригласил Виталика подсесть к костру.
— Ну, слава богу, хоть до чего-то договорились.
— Богу молишься. Это тоже хорошо.
— Ну, не такой уж ярый богомолец я, — честно признался сплетник, садясь напротив старца, — но святые отцы мной довольны.
— И чем же они довольны?
— Помощь им в делах православных оказываю. Библии вот скоро печатать им начну.
— Библия — это хорошо. Ежели не врешь, мы с тобой договоримся.
— Может, и договоримся, если мозги мне канифолить прекратишь. Витязь-богомолец. Как же! Я кинушки про былинных богатырей смотрел. Витязей таким приемам боя не обучают. Им ума хватает только быку промеж рогов кулаком садануть да мечом-дуроломом размахивать. А от тебя за километр спецназом тянет. Уверен, ты такой же попаданец, как и я.
— Насчет попаданца не знаю. Не попал я еще куда надобно. А насчет витязей… Откель знаешь, как витязей готовят, если сам не витязь?
— Ладно, уел. Возразить нечего.
— А мне есть. Вижу теперь, что наш ты. Только вот не пойму, за что тебя из витязей изгнали.
— Никто меня не изгонял. Отслужил два года, как положено, и на дембель.
— Опять слово нерусское. Что такое дембель?
— О! Дембель — это счастье! Отслужил положенное и после трудов ратных на свободу с чистой совестью.
— Видать, героическое что-то совершил, раз тебя так рано отпустили.
Старец извлек из своей котомки деревянную ложку, краюху хлеба, разломил ее на две части и протянул один ломоть Виталику вместе с ложкой. Сплетник кивком головы поблагодарил старца, зачерпнул из котелка каши и, держа ложку над ломтем, чтоб ни одна капля не упала на землю, поднес ее ко рту.
— Благодарствую, знатная трапеза, — одобрил юноша, возвращая ложку хозяину.
— Точно наш, — окончательно успокоился старец, внимательно наблюдавший за приемом пищи сплетника. — Ну и кто ты есть, росич?
— Хочешь верь, хочешь не верь, но совсем недавно правой рукой царя Гордона числился.
— Ой ли? А не молод ты, отрок, для таких чинов? — пришла очередь старцу запускать ложку в котелок.
— Может, и молод, да царь-батюшка уж больно на этом настаивал. Сначала царским сплетником назначил, а потом, зараза, таким боярством наградил, что волосы дыбом встали. Сплошной геморрой, а не боярство.
— Царский сплетник? — вскинул брови старец. — Наслышан о тебе, наслышан.
— Когда успел? Я возле Гордона всего второй месяц отираюсь.
— Гм… «отираюсь». О таких витязях, как ты, слухи далеко идут. И что заставило тебя посередь ночи из Великореченска в лес бежать?
— Дела, отец. Очень срочные дела, — тяжко вздохнул Виталик. — Гадское дело эта политика. Подставили меня сегодня капитально. Так круто подставили, что я уже на вышак тяну.
— Вышак… — пожевал губами дед. — Это высшая должность, что ли?
— Еще какая, только я на нее не претендую.
— Что так?
— Веревочный галстук шею сильно трет, — хмыкнул юноша, поднимаясь. — Спасибо тебе, отец, за хлеб за соль, но мне пора.
— До встречи, царский сплетник, — кивнул старик. — Думаю, мы с тобой еще свидимся.
— Все может быть. — Виталик возобновил свой путь к вокзалу, но на окраине поляны притормозил.
— А как имя твое, отец?
— Раньше меня в народе Святозаром звали, а теперь отшельником отцом Серафимом кличут, — спокойно ответил старик, зачерпывая ложкой кашу из котелка. Отшельник полюбовался на отпавшую челюсть Виталика, усмехнулся. — Иди, отрок, иди. Чую, тебе действительно поторопиться надобно.
— Ага, — пробормотал ошеломленный Виталик, захлопнул челюсть и скрылся в лесу.