— А ну всем стоять! — заорал он.
Эхо выстрела прокатилось под сводами царского дворца, и все послушно замерли.
— Что здесь творится? — резко спросил сплетник первого попавшегося стрельца, оказавшегося к нему в тот момент ближе всех.
— Нападение, — робко сказал стрелец.
— Кто напал? Где вороги? — продолжил допрос Виталий.
— Не знаю, — пожал плечами стрелец.
— Так, всю челядь из дворца вон! — распорядился юноша. — Бояр тоже.
— Что? — завопил один из бояр. — Это меня, потомственного боярина Жеребцова, какой-то безродный ха…
Договорить он не успел. Удар у Виталика был поставлен. Звонко клацнули зубы родовитого боярина, и он, закатив глазки, рухнул на пол.
— Все видели? — строго спросил царский сплетник стрельцов.
Стрельцы усердно закивали головами.
— Вот так поступать со всеми, кто во дворце сеет панику, — жестко сказал юноша. — На особливо драчливых и норовистых надевать кандалы и кидать в темницу до суда царя-батюшки. На чины и звания не смотреть.
— Да ты изменщик! Смердов к бунту подстрекаешь! — возмутился боярин Кобылин.
— Из цареубийц понизить меня до какого-то жалкого изменщика! — расстроился Виталик. — А вы, стрельцы, чего глаза выпучили? Вас, царских воинов, призванных отечество защищать, только что смердами обозвали. Оскорбление страшное!
— Что ты городишь, сплетник? — опешил Кобылин. — Что за чушь несешь?
— Это я горожу? — притворно изумился Виталик. — Это ты, боярин, только что себе на плаху наговорил. Ты хоть понимаешь, что, оскорбив людей царских, оскорбил самого царя?
— Я? — ахнул боярин.
— Ну не я же. Так, ребята, вяжите супостата, и в темную его до суда царя-батюшки, — приказал стрельцам царский сплетник. — Пусть он сам решает, казнить своего хулителя или миловать.
Стрельцы его приказ выполнили с огромным удовольствием. Боярина подхватили под белы ручки и поволокли к выходу из дворца.
— Правов у тебя таких нету, — неуверенно брякнул кто-то из толпы бояр.
— Вы в этом уверены? — ласково спросил Виталик, засучивая рукава.
Этого оказалось больше чем достаточно. Бояре подхватили на руки своего павшего товарища и, опасливо косясь на юношу, поспешили удалиться. Челядь тоже не заставила себя упрашивать.
— Выставить посты на всех дворцовых переходах, — продолжил отдавать приказы царский сплетник. — Тем, кто здесь с пищалями огненного боя, нести караул около окон и держать ухо востро. На парадный и черные входы во дворец поставить усиленные наряды. Кстати, а где ваш стрелецкий голова? Где Федот?
— Отсыпается он, — поспешил ответить какой-то стрелец. — Трое суток уже не спамши.
— Ясно. А царская чета где?
— В кабинете государя всея Руси они сейчас, — ответил тот же стрелец. — Как во дворце шум начался, царица-матушка Гордона и царевича с царевной туда увела. Под страхом смерти приказала никому близко к кабинету без ее позволения не подходить.
— Понятно.
Виталик решительно двинулся в сторону кабинета Гордона, краем уха слыша перешептывания стрельцов у себя за стеной.
— Ну слава богу…
— Царский сплетник появился…
— Хоть порядок сейчас наведет…
Стрельцы кинулись выполнять приказания.
— Будете знать, как на царского сплетника наезжать, — пробормотал себе под нос мстительный Виталик, приближаясь к кабинету Гордона.
Он прекрасно знал, что любви к нему у бояр после этого случая не прибавится, зато теперь громко тявкать и хаять принародно не осмелятся. Будут шушукаться по углам, поскуливать да подлянки мелкие делать. Ну с этим он как-нибудь разберется. Неплохо бы еще разобраться с царем-батюшкой, потолковать с ним по душам. Слов нет, несмотря на свою патологическую жадность, навеянную, как выяснилось, чьим-то не очень дружеским заклятием, Гордон был мужик неплохой. С его легкой руки Виталик сделал за короткий срок головокружительную карьеру, но кое-какие его деяния требовали ответа. Нет, даже, скорее, не ответа, а легкой дружеской направляющей затрещины. Если он и дальше будет продолжать царствовать в том же духе, ничего хорошего Русь-матушку впереди не ждет.
Занятый этими мыслями, Виталик совсем забыл о предупреждении стрельцов насчет распоряжения Василисы и с разгону рванул на себя ручку двери кабинета царя Гордона.
Тряхануло так, что, не вбери в себя цветок лотоса на его груди мощный заряд защитной магии, упал бы сплетник замертво.
— Во, блин! Вольт шестьсот, не меньше! — затряс рукой Виталик, вваливаясь в плотный белесый туман, который клубился в кабинете царя-батюшки. — Вот тебе и отсталый мир!
Юноша замер на пороге. Нет, царского сплетника остановил не туман, а изумрудно-зеленые глаза, в упор смотрящие на него из белесой пелены. Магический туман заклубился вокруг Виталика еще сильнее, и он невольно вспомнил свой сон. Именно через такой туман к нему пробивалась Парвати.
— Есть кто живой? — встревоженно спросил юноша.
— Царский сплетник? — донесся до него не менее тревожный голос Василисы.
— Я.
Зеленые глаза в глубине тумана начали тухнуть.
— Быстро заходи и закрой за собой дверь! — приказала царица.
Виталик поспешил исполнить приказание и оказался внутри кабинета, стены, пол и потолок которого покрывал защитный магический туман. В каком только виде не приходилось лицезреть царскому сплетнику Гордона, а вот в одних подштанниках и без короны на голове царя-батюшку он видел впервые. Василиса тоже была не совсем одета. Она куталась в парчовый халат, и, судя по тому, что стояла босая на холодном каменном полу, под ним другой одежды не было. Гордон сидел за письменным столом, баюкая на руках спящую девочку. На вид ей было года два, не больше. Перед царем на столе лежали заряженный пистолет и обнаженная сабля с узорной рукоятью, гарду которой украшал крупный изумруд. Рядом с Василисой стоял четырехлетний кучерявый крепыш. Утренний переполох, конечно, нагнал на него страху, но он не жался к ногам матери и мужественно сжимал в руке игрушечный деревянный меч.